Записки институтки - Страница 37

К оглавлению

— Ренн, — окликнула я ее, — Ренн, учись!

Она неторопливо повернула голову и перевела на меня те же бессмысленные глаза.

— А что?

— Как «что»? — возмутилась я и даже вся покраснела. — Ведь ты провалишься на экзамене.

— Провалюсь, — певуче и равнодушно согласилась она.

— Останешься в классе, — продолжала я.

— Останусь, — спокойно ответила она.

Я начинала серьезно раздражаться и крикнула ей с сердцем:

— И тебя исключат!

— Исключат, — как эхо отозвалась Ренн.

— Да что ж тут хорошего?

— Не стоит учиться, — брякнула она и так же равнодушно отвернула от меня голову.

— Что ж ты будешь делать недоучкой-то? — осведомилась я, перестав даже сердиться от неожиданности.

— Дома жить буду, огород разведу в имении, цветы, булки буду печь, варенье варить, — я очень хорошо все это умею, — а потом…

— А потом? — перебила я.

— Замуж выйду! — закончила она простодушно и стала следить за какой-то ползущей в траве золотистой букашкой.

Я засмеялась. Рассуждения четырнадцатилетней девочки, «бабушки класса», как мы ее называли (она была старше нас всех), несказанно рассмешили меня. Однако оставить ее на произвол судьбы я не решилась, и с грехом пополам мы прошли с Ренн историю Нового, Ветхого завета и необходимые молитвы. А время не шло, а бежало…

Наступил день первого и потому особенно страшного для нас экзамена. Хотя батюшка был очень добр и снисходителен, но кроме него присутствовали и другие ассистенты-экзаменаторы, в том числе чужой священник, с академическим знаком и поразительно розовым лицом, пугавший нас своим строгим, несколько насмешливым видом.

— Все билеты успела пройти? — спросила меня Даша Муравьева, взглядывая на меня усталыми от долбежки глазами.

— Все… Меня вот только Ренн беспокоит. Ведь она провалится…

— Конечно, провалится! — убежденно подтвердила Додо.

В 9 часов утра в класс вошли начальство и экзаменаторы-ассистенты. После прочитанной молитвы «Пред ученьем» все разместились за длинным зеленым столом, и отец Филимон, смешав билеты, начал вызывать воспитанниц. Он был в новой темно-синей рясе и улыбался ласково и ободряюще. «Сильные» вызывались в конце, «слабых» же экзаменовали раньше.

— Мария Запольская, Клавдия Ренн, Раиса Бельская, — немного певучими носовыми звуками произнес отец Филимон.

Все вызванные девочки считались самыми плохими ученицами.

— Выучила все? — шепотом спросила я проходившую мимо меня Краснушку. В ответ она только лихо тряхнула красной маковкой.

Экзаменаторы, ввиду крайней тупости Ренн, предлагали ей самые легкие и доступные вопросы, на которые она едва-едва отвечала. Я мучительно волновалась за свою невозможную ученицу.

Maman, видевшая на своему веку не один десяток поколений институток, не утерпела: с едва заметной улыбкой презрения она заметила, что такой лентяйки, как Ренн, ей не встречалось до сих пор. Батюшка, добрый и сердечный, никогда ни на что не сердившийся, неодобрительно покачал головою, когда Ренн объявила экзаменующим, что Ной был сын Моисея и провел три дня и три ночи во чреве кита. Отец Дмитрий, чужой священник с академическим знаком, насмешливо усмехался себе в бороду.

— Довольно, пощадите нас! — вырвалось у Maman раздраженное восклицание, и она отпустила Ренн на место.

Последняя без всякого смущения села на свою лавку. Ничем не нарушимое спокойствие сияло на ее довольном, сытом и тупом лице.

Ренн провалилась, в этом не могло быть сомнения.

Меня охватило какое-то глухое раздражение, почти ненависть против этой маленькой лентяйки.

Между тем вызывали все новых и новых девочек, отвечавших очень порядочно. Закон Божий старались учить на лучший балл — 12. Тут имела значение не одна детская религиозность; уж очень мы любили нашего доброго батюшку.

— Людмила Влассовская, — чуть ли не последнюю вызвал меня наконец отец Филимон.

Я была слишком уверена в себе, чтобы бояться… но невольно дыхание мое сперло в груди, когда я потянула к себе беленький билетик… На билетике стоял Э 12: «Бегство иудеев из Египта». Эту историю я знала отлично, и, ощутив в душе сладостное удовлетворение, я не спеша, ровно и звонко рассказала все, что знала. Лицо Maman ласково улыбалось; отец Филимон приветливо кивал мне головою, даже инспектор и отец Дмитрий, скептически относившийся к экзаменам «седьмушек», не без удовольствия слушали меня…

Я кончила.

Мне предложено было прочесть тропарь празднику Крещения и перевести его со славянского языка, что я исполнила без запинки с тою же уверенностью и положительностью, которые невольно приобретаются с познаниями.

— Отлично, девочка, — прозвучал ласковый голос княгини.

— Хорошо, очень хорошо! — подтвердил инспектор.

«Наш» батюшка только улыбнулся мне, а «чужой» часто и одобрительно закивал головою.

Экзамен кончился.

Мы гурьбою высыпали из класса и в ожидании чтения отметок ходили по коридору. А в классе в это время обсуждались наши ответы и ставились баллы. Мне было поставлено 12 с плюсом.

— Если б принято было со звездою ставить, я бы звезду поставил, — пошутил инспектор.

Злосчастная Ренн получила 6 — неслыханно плохую отметку по Закону Божию!..

Один экзамен сбыли. Оставалось еще целых пять, и в том числе география, которая ужасно смущала меня. География мне не давалась почему-то: бесчисленные наименования незнакомых рек, морей и гор не укладывались в моей голове. К географии, к тому же, меня не подготовили дома, между тем как все остальные предметы я прошла с мамой. Экзамен географии был назначен по расписанию четвертым, и я старалась не волноваться. А пока я усердно занялась следующим по порядку русским языком.